II тур, №78

[Greedfall one-line]

Сиора/де Сарде, де Сарде/Эсельд. Сиора влюблена в эмиссара, а он(а) западает на её сестру.

@темы: II тур, фемслеш, невыполненная заявка, гет, Сиора, джен, ж!Де Сарде, м!Де Сарде, Эсельд

---

II тур, №77

[Greedfall one-line]

Сиора. Мысли во время путешествий с де Сарде о жителях Альянса и Телемы.

@темы: II тур, невыполненная заявка, Сиора, джен

---

II тур, №76

[Greedfall one-line]

Сиора, Эсельд, похороны матери. NH!

@темы: II тур, невыполненная заявка, Сиора, джен, Эсельд

---

II тур, №75

[Greedfall one-line]

Сестра князя Д'Орсей - что её сподвигло удочерить ребенка островитянки?

Пишет Гость:

Исполнение №1, внелимит, А, драма

Исполнение №1, внелимит, А, драма

Время перестало существовать, когда к ней в покои зашел посыльный в черной как смоль ливрее. Подобные ему, похожие на кладбищенских воронов, мрачные люди, приносили срочные и судьбоносные вести напрямую от ее брата, князя д’Орсея. Мадам де Сарде невольно положила руку на живот, под сердцем она хранила дитя. Молча взяла конверт, также молча вскрыла его, а потом услышала крик. Глубокий. Утробный. Дикий. Ее собственный крик, полный невыносимой боли и отчаяния. Письмо скупо сообщало: ее муж погиб в стычке с аборигенами далекого острова Тир-Фради. Тело из-за жаркого и влажного климата быстро начало разлагаться, поэтому управление Гильдии навтов отказало в перевозке трупа на родину. Любящая жена никогда не сможет оплакать утрату на могиле супруга. Свет померк, послышались расторопные шаги, возгласы, кто-то звал лекаря. Когда она пришла в себя, все казалось кошмаром. Смерть мужа, проклятый остров, но самое главное – ее живот, он был другим. Привычная тяжесть исчезла, дышать стало проще, бремя ее покинуло. Мадам де Сарде едва слышно прошептала:

- Ребенок, – в глазах застыл немой вопрос, на который не оставалось сил. Вот сейчас его принесут, она наконец узнает – мальчик это или девочка.

Такое долгожданное дитя! Муж хотел сына, а она, конечно, дочку. Чтобы баловать, наряжать и болтать. Ее сокровище! Имя было выбрано: для мальчика – Виктор, а для девочки – Адель.

Врач, дежуривший у постели вдовы, спешно взял ее бледную истощенную руку и предложил выпить лекарство. С тех пор мадам де Сарде перестала замечать время. Часы превращались в дни, а дни в недели. Она лежала в кровати, разбитая горем, в бреду, едва реагируя на хлопоты врачей и гувернанток. Ей снился муж: он заботливо укачивал ребенка, смеялся и целовал ее. Но время шло, смерть не желала забирать, лишившуюся всего в один миг, женщину. Вторую, не менее чёрную и злую новость, так никто и не озвучил. То была тема запретная, кровоточащая. Мадам де Сарде не смогла оправиться от горя: даже чувствуя вернувшуюся жизненную силу, она продолжала сидеть взаперти у себя в покоях и почти никого не принимала.

Однажды служанка нарушила тишину ее комнаты:

- Мадам, святой отец Петрус из Телемы, нижайше просит аудиенции, - девушка присела в книксене и замерла в ожидании ответа. Благородная дама лишь повела рукой – впусти. В покои вошел молодой человек: высокий, хорошо сложенный, довольно молодой для сана, пышные волосы еще не тронула седина. Его внимательные темные глаза быстро обежали комнату вдовствующей женщины: та сидела на кушетке, опираясь на пестрые подушки. Черное траурное платье без кружев и рюш чужеродной кляксой выделялось на фоне позолоты и алого бархата окружения.

- Мадам де Сарде, благодарю, что Вы соблаговолили меня принять… - его голос был тревожен, но приятен уху. – В это трудное для Вас время Светлейший не оставит Вас без своей милости…

- Не утруждайтесь, святой отец. Вас послал мой брат? – скорее из вежливости поинтересовалась она. - Я не готова сейчас исповедоваться.

- Нет, мадам, я к Вам по личному делу, - Петрус с трудом подбирал слова. - Я пришел молить о помощи. О Вашей помощи.

- Какую именно помощь я могу Вам оказать? – на усталом лице мадам де Сарде показалось подобие улыбки. – Взгляните на меня. Что Вы видите?

- При всем уважении, я вижу сильную женщину, способную выдержать множество ударов судьбы, мадам. Я вижу женщину, в сердце которой огромное количество любви, которую некому отдать. Светлейший послал мне Вас, пожалуйста, не откажите…

- Хватит, - прервала она его. – Лестью Вы ничего не добьетесь. Переходите к делу, не тратьте мое время.

Петрус впервые не знал, как выразить свою просьбу. Молодой священник тяжело вздохнул, откашлялся и вдруг бессильно упал на колени в ноги вдове. Та не смогла скрыть изумления.

- Что Вы себе позволяете, святой отец?! – женщина отпрянула от него всем телом, но он крепко схватил ее руку.

- Мадам, я знаю – вы потеряли мужа и… ребенка, - кровь прилила к лицу священника, но он продолжал говорить на одном дыхании. – У меня на руках сейчас оказалось чужое дитя, прошу Вас, будьте милосердны, сжальтесь над ней! Примите ее под свое чуткое крыло!

- Что за бред Вы несете?! Вы! Вы… - дама пыталась высвободить ладонь из рук святого отца и с мольбой смотрела в сторону входа в покои. Если она закричит, охрана тут же услышит и выпроводит этого безумца. Петрус как будто понял ее намерения и продолжил говорить еще быстрее:

- Мадам, это особенное дитя, она дочь островитянки с Тир-Фради, - тут он осекся, на его глазах навернулись слезы. – Я умоляю. Ее замучают в застенках, убьют! Я обещал ее матери…

Мадам де Сарде перестала пытаться отдернуть руку и внимательно, будто по-новому, взглянула на священника:

- Вы просите меня удочерить отродье того острова, что отнял у меня мужа и собственного ребенка?!

- Да, - ответил не скрывающий отчаяния в голосе Петрус. – Она сирота и очень хочет жить. Умоляю Вас, мадам. Примите ее…

Госпожа де Сарде обессиленно откинулась на подушки. Повисло тяжелое молчание, полное раздумий. Петрус не выпускал руку женщины, страшно боясь ее отказа. От ответа зависела не только судьба девочки, но и его жизнь. Ведь именно жизнью он поклялся той умирающей островитянке, чей облик хранил в сердце и с любовью лелеял.

- Принесите ее, - ответ княгини вывел священника из ступора. – Я назову ее дочерью. Она будет жить.

- Ваша милость… - только и нашелся, что сказать Петрус. Горе сменилось радостью. Тьма расступилась пред Светом. Он покрывал руку вдовы поцелуями. – Ваша милость так добры… так милосердны…

- Но у меня есть условие: она никогда не узнает, кто ее настоящие родители. Никогда.

Пишет Гость:

Исполнение №2, внелимит, 372 слова

Исполнение №2, внелимит, 372 слова

Еще совсем малюткой, которой подлокотник княжеского трона не доставал до плеча всего на пару-тройку дюймов, Ливи сказала брату, что хочет песика. Маленького и лохматого, такого, чтобы всюду бегал только с ней. Когда на псарне ощенилась черная борзая сука, он приволок Ливи кутенка: тощего и скулящего, если его сейчас же не согреть. Этот дрожащий комок совсем не походил на то, что видела Ливи в гостях у госпожи де Ляруж, но, серьезно поджав губу, она забрала у брата ношу. Какой бы ни был — теперь это ее щенок.

Пес вырос матерым и умным, и его темную шкуру щедро осыпала седина. Всякий раз сидя рядом с Ливи у кресла, он утыкался длинной мордой ей в ладонь, будто сожалея вместе с ней. Ливи бездумно трепала его по голове, не чувствуя внутри ничего, кроме отчаяния.

Ее ребенок — их ребенок, их долгожданная маленькая Ариадна — мертворожденный. Когда его скрюченное тельце принесли, Ливи показалось, что она падает в бездонную пропасть. Доктора, эти пахнущие горькими травами вороны, сказали, что она неделю носила под сердцем мертвеца, и больше детей выносить уже не сможет.

Де Сарде теперь не заходил в ее спальню и всякий раз виновато отводил взгляд, словно правда был в чем-то повинен. Она любила его, а он не обращался к супруге с тех пор иначе — «миледи». И все. Ливи не могла выносить его подчеркнутой официальности, и едва де Сарде уплыл с континента, ей, к собственному стыду, стало легче.

Князь, милый старший брат, остался для Ливи последней опорой. Она смотрела на его холодное, непроницаемое лицо, и все равно видела мальчишку, притащившего когда-то любимой сестренке щенка. Он стал холоднее и строже, но все же любил ее — Ливи знала. Всегда знала. И лишь сильнее убедилась в этом, когда служанка принесла от него записку.

Экспедиция де Сарде вернулась аборигенами. Среди них есть женщина, почитаемая как знахарка или как-то так. У нее родился ребенок, и князь рассчитывает использовать его, если аборигенка откажется помогать со вспыхнувшим малихором. Ливи может пока забрать его себе, есть хочет. Если он ей нужен.

Ливи никогда не корила брата за методы — власть есть власть, — но едва он велел принести дитя, маленького плачущего мальчика, она почувствовала то, что, казалось, сгорело в ней месяцы назад — надежду. Прижав его к себе, чтобы согреть в холодном тронном зале, Ливи улыбнулась брату сквозь слезы — теперь это ее ребенок.

Пишет Гость:

Исполнение №3, внелимит, гет

Исполнение №3, внелимит, гет

Ливи стояла на балконе и смотрела, как вечернее солнце золотит коньки крыш. Вся Серена была перед ней как на ладони...
— Мечтаешь? — негромко раздалось над ухом. Шеи щекотно коснулись жёсткие усы, а самые нежные в мире руки легли на талию.
— Эмиль! — радостно ахнула она, оборачиваясь.
И, не сдержавшись, обняла его за шею. Любой придворный, увидя их сейчас, счёл бы своим долгом осудить такое нарушение приличий, а дорогой братец — первый: в его пантеоне церемонии стояли на втором месте, сразу за выгодой... Но до чего хорошо было прижаться щекой к расшитому жилету и вдохнуть родной запах. От Эмиля всегда пахло порохом и маслом, въевшимися, наверное, под кожу до самых костей, вперемешку с запахом ириса и цибета.
Эмиль обнимал её, мягко гладя по плечам и спине, а она впитывала каждую секунду этого тихого счастья. И никогда, ни за что Ливи де Сарде не пожелала бы себе другого мужа! Пусть даже у него немало шрамов, и он проводит с армией больше времени, чем дома. Пусть даже оба приглашённых из Аль-Сада врача мягко, но недвусмысленно намекнули, что причина бесплодности их брака кроется не в её теле...
— Ты задержался во дворце, — наконец тихо пробормотала она. — У брата проблемы? Тебя же не отправят снова на границу?
— Нет. То есть, да, проблемы есть, но с армией это не связано. — Он чуть отстранился и, осторожно приподняв двумя пальцами её подбородок, чмокнул в кончик носа. — Пока я никуда не уезжаю, не грусти заранее, Ливи... Дело в другом. В Серену вернулись последние корабли из колонии.
В ответ она только тяжело вздохнула. Создание колонии на острове, секрет местонахождения которого Орсей купил у навтов, было самым амбициозным замыслом брата... И стало самым большим его провалом, когда туземцы спустили на строящийся город каких-то жутких чудовищ. Хорошо ещё, что Клод решил до поры до времени держать в строгой тайне создание аванпоста — даже колонисты толком не знали, куда их везут. Иначе нападок и насмешек от соседей было бы не избежать, а потеря лица для князя — убытки для княжества... которых и без того не счесть.
— Там всё плохо, да?
Эмиль кивнул и выпустил её из своих рук. Сразу стало холоднее.
— Похоже, этот остров для нас потерян. Не знаю, навсегда ли — Клод решительно не намерен сдаваться, он даже пошёл на то, что напоследок приказал выкрасть одну из местных мудрецов-магов. Надеется, что сумеет узнать, как бороться с этими тварями. Грустная и грязная история, да ещё эта ссора с навтами... Но речь не о том. У этой туземки, которую привезли сюда, родился ребёнок. Девочка. Клод думает, что в будущем она может стать ключом к их секретам. Он даже готов сам удочерить её, но я сказал, что хочу обсудить это с тобой.
— Со мной? — Ливи растерялась.
— Да. Клод мне друг, но характер у него тяжёлый, и к сантиментам он не расположен, ты сама знаешь. И потом, он князь. Ему не стоит становиться приёмным отцом, от этого неудобно будет всем. А вот нам с тобой ничего не мешает... Клоду такое решение по душе. Нашей семье он доверяет, к тому же он сам сможет следить, чтобы ребёнок рос в нужном Орсею духе. А мы с тобой можем просто любить её. Как отец и мать.
Ливи замерла, парализованная. Эмиль смотрел прямо, серьёзно, а у неё в голове бился всего один вопрос — выходит, он всё понимал? Замечал, как она иногда провожает взглядом своих племянников, как замирает, подбирая подарки недавно разродившейся кузине?..
Но задать этот вопрос вслух Ливи так и не решилась — вместо этого спросила первое, что пришло в голову:
— А что княгиня?
— А то ты не знаешь его новую супругу, — нахмурился Эмиль. — Ей ребенок не нужен. Она и к родному сыну неделями в детскую не заходит. Поторопился он с этим браком.
— Тебе ведь не хуже моего известно...
— Что те серебряные шахты были нужны Орсею, и не мне осуждать источник, из которого в конечном итоге идёт жалование для моих солдат, да. Но все равно... Зря Клод женился на этой южной змее. Что за радость выходить к каждому обеду с флаконом противоядия, опасаясь, что жена может тебя отравить?
На это Ливи только плечами пожала. Она тоже была не в восторге от невестки, но там всё определяла чистая политика. Да и мало кому везёт так, как ей — чтобы помолвка, заключенная в интересах семьи, принесла настоящее счастье...
— Я сказал Клоду, что решать тебе, и только тебе, — негромко произнёс Эмиль. — Ты хочешь этого ребенка, Ливи?
Она не стала отвечать сразу — а муж не стал её торопить, — и они молчали целую минуту. За эту минуту Ливи успела подумать о многом. О том, что несмотря на все слова лекарей у неё ещё может родиться собственное дитя — ведь бывают же чудеса на свете?.. О том, что она даже не знает, как выглядят туземцы и их дети. О том, что вся эта ситуация — как снег на голову, и у неё совсем нет времени, чтобы как-то подготовиться...
— Хочу, — наконец твёрдо сказала она. — Я согласна, Эмиль. Когда я смогу увидеть её?
Муж задумчиво приложил пальцы к губам. В зеленых глазах плясали проказливые искорки — как всегда, когда он привозил ей очередной подарок после «отлучки по военной надобности», как он их называл. Ливи помнила каждый: заводная музыкальная шкатулка из Аль-Сада, саженец редкой белой сливы с Восточного побережья, переплетеная в алый сафьян инкунабула свода законов из Телемы...
— Сейчас, — сказал он, заставив её моргнуть от неожиданности. — Прямо сейчас и можешь.
С этими словами он распахнул двери, и в комнату вошла женщина в добротном мещанском платье, державшая на руках младенца. Девочку.
Ливи во все глаза смотрела на неё, сама толком не понимая, что чувствует. Серо-голубые, как это бывает обычно у таких крох, глаза, светлая кожа, волосы немногим темнее, чем у неё самой или у Клода... Разве что слева, у самого уха, проступал странный узор-метка: что-то вроде крохотных побегов, проросших под кожей. В остальном чистая, пухлая малышка, одетая в белую нательную рубашку, ничем не отличалась от других детей, что ей доводилось видеть.
— Я подумал, что не стоит тянуть, и сразу привёз её с собой. — Эмиль с довольным видом огладил усы.
— Значит, на самом деле ты всё решил заранее? — Ливи попыталась нахмуриться и придать своему голосу нотки гнева, но ничего толком не получилось: слишком радостным было лицо Эмиля... и слишком сильно ей самой хотелось подойти и забрать девочку у кормилицы. — И вопрос твой был просто данью вежливости?
— Нет. — Муж озорно, совсем по-мальчишки улыбнулся, и Ливи растаяла окончательно. — Но я знаю тебя, Ливи. Ты бы от неё не отказалась... Ну-ка, улыбнись нам, красавица!
Он наклонился к малышке и пощекотал её. В ответ та залилась звонким смехом, а цепкие пальчики неожиданно ловко поймали кончик цветного пера, спускавшегося со шляпы. Эмиль расхохотался и без малейшего колебания выдернул прицепленное к тулье перо, отдавая ей желанный трофей. Глядя на их лица, в которых не было ни единой схожей черточки, но которые странным образом роднила эта яркая, чистая улыбка, Ливи поняла, что и сама почти смеется.
Эмиль, как всегда, оказался прав: ей ни за что не отказаться от этого ребенка. И что за беда, если в девочке нет их крови? Она сейчас, в эту самую минуту, уже стала их дочерью.

@темы: II тур, выполненная заявка, внелимит, джен, Петрус, Пре-гейм, Князь д'Орсей, Князь де Сарде, Княгиня де Сарде

---

II тур, №74

[Greedfall one-line]

Петрус/ж!де Сарде Проснувшись Петрус обнаруживает де Сарде у себя в кровати, но ничего не помнит. Дальше стараясь не разбудить, пытается выяснить, как она тут оказалась и что они вместе делали.

@темы: II тур, невыполненная заявка, гет, Петрус, ж!Де Сарде

---

II тур, №73

[Greedfall one-line]

Петрус/ж!де Сарде. "Если бы не ваши обеты!", "Какие обеты?" Цитировать дословно не нужно.

Пишет Гость:

Исполнение №1, внелимит

Исполнение №1, внелимит

- Ты отлично справилась, дитя мое.

- У тебя все получится, дитя мое.

- Сегодня ты выглядишь особенно прелестно, дитя мое.

Интересно, она и правда для него только лишь дитя? Сама де Сарде давно перестала называть епископа «отцом»: грешно желать служителя церкви. Она смирилась с тем, кто она; смирилась, что не попадет после смерти в объятия Просветленного. Бездна с демонами ее не пугала – она жила в ней сейчас. И самый главный демон сидел напротив нее, ласково улыбался, оглаживал усы и смотрел на нее лучистыми глазами.

- … дитя мое?

Он о чем-то спросил. Своим проклятым, греховным голосом, от одного звучания которого в ее животе что-то сжималось.

- О чем ты задумалась, дитя мое? – терпеливо повторил он.

- Ужасно жаль, что вы не можете иметь семей, - рассеянно ответила она.

Петрус удивился.

- Почему бы это?

Она непонимающе распахнула глаза. То есть, как это? Они… могут?

- Отречение от мирской жизни добровольно, дитя мое. Как ты сама видела, даже Корнелия не отреклась от маленьких радостей.

- Но… Как же грех?

- А-а-а, грех, - Петрус откинулся в кресле, мечтательно поднял глаза к потолку. – Я ли не говорил тебе, дитя мое? Без тени не существует света, а Просветленный не будет требовать у своих чад жизни в страданиях.

Может быть, не так уж этот Просветленный и плох?

- Кроме того, - добавил он, - что греховного в том, чтобы наблюдать за красотой?

Де Сарде вскинула брови и отвернулась от зеркала, чтобы взглянуть ему прямо в глаза. Они лишь недавно вернулись из похода, и она расчесывала волосы, сидя на мягком пуфике. Петрус решил составить ей компанию, пока остальные разбрелись по своим делам, и при мысли о том, что они в доме одни, превращала обычно собранного эмиссара Содружества в подростка.

- Красотой?

- Водопад шелковистых волос, расплескавшийся по спине. Смятая юбка. Бархатная кожа. Тонкие пальцы. Упругое тело. Всю эту красоту создал Просветленный, и будет грехом не благодарить его за этот дар.

Не успев даже подумать, она встала – и через секунду была рядом с его креслом, склонившись так, что ее «водопад шелковистых волос» коснулся его щеки.

- И как же вы благодарите его, отец?

Он осторожно вытащил расческу из ее сжатых пальцев и уронил ее на пол. А потом прижался губами к ее ладони.

- Есть множество способов, дитя мое.

Его усы слегка щекотали нежную кожу, а тихий, мурлычущий голос проникал, казалось, до самых костей. Она опустилась перед ним на колени, провела пальцами по неожиданно мягкой морщинистой щеке и вздрогнула, когда увидела в его взгляде такой же огонь, как пожирал ее изнутри.

- Покажите мне их все.

- Во славу Просветленного, - откликнулся он, склоняясь над ней.

@темы: II тур, выполненная заявка, гет, внелимит, Петрус, ж!Де Сарде

---

II тур, №72

[Greedfall one-line]

Петрус, ж! де Сарде. АУ, в котором Петрус все-таки оказывается отцом де Сарде.

Пишет  Fanartor:

Исполнение №1, внелимит, джен с упоминанием гета

Исполнение №1, внелимит, джен с упоминанием гета

— Нечего с ними политесы разводить, — Александр смеётся, и весело щурит глаза. — Ты её любишь, она любит тебя — и плевать на формальности, навты возьмут на борт хоть надайга, если заплатишь. Нет, я заплачу, нет сил смотреть, как ты в очередной раз прозакладываешь какую-нибудь книжку! Сердце кровью обливается, когда это вижу...

Петрус чуть улыбается, качая головой — светлейший князь де Сарде, его единственный друг, бестолковый баловень судьбы, для которого светят луна и звёзды чуточку ярче, чем для остальных. Он любит Александра, как любил бы родного брата, но едва ли когда-нибудь сможет быть настолько же безрассудно храбрым. Разозлить местных, отказавших ему, когда он честно попросил руки той, что подарила своё сердце и так легко украла его взамен. Арелвин, прекрасное дитя этого дикого, дивного края, разве могли тебя отдать чужаку, позволить увезти через бескрайнее море в каменный склеп, овеянный чёрным смогом? Так они видят континент — и ни одна сила в мире не способна убедить в обратном.

— Так не поступают, — у слов Петруса привкус горькой микстуры и недозрелых кислых ягод. — Кем она будет, украденная из родного дома?

— Очнись! — де Сарде хватает его за плечо и резко разворачивает к себе. — Плевать в вашей Телеме хотели на добровольность! Она для них дикарка, яркий трофей преданного сына церкви, никто и слова тебе не скажет — хоть ты женишься на ней, хоть просто притащишь домой и скажешь, что твоё. А не согласен со мной — так давай, попробуй ещё раз убедить их ма-ал, только мы послезавтра возвращаемся в Серену, друг мой. Время слов прошло.

И Петрус решается.

У Арелвин горячие руки и заполошный взгляд — серая телемская куртка поверх пёстрого платья из перьев и листьев кажется такой чужой, будто украденной — как и сама она, сжимающая ладонь Петруса стальной хваткой, шепчущая тревожно — быстрее, быстрее, минунданем, только бы не хватились... В этот момент он готов молиться за его доброго друга, его храброго брата. Один бы он не решился — и не было бы ничего, ни поцелуев украдкой, ни нежного шёпота чуждых слов, звучащих песней, ни безоглядных обещаний показать Арелвин мир, раскинувшийся за морем.

Ни резкого и какого-то обиженного вскрика Александра, выгнувшегося дугой от ударившего под лопатку ножа.

Один размашистый бросок — и грубо сработанное лезвие входит в спину, как в родные ножны.

Петрус теряет друга быстрее, чем успевает свернуть шею его убийце. В этот миг он остро понимает, что Просветлённый оставил их.

Хуже того — оставил он и Арелвин.

У князя д’Орсея, встречающего их в порту, холодный, тяжёлый взгляд — а ещё достаточно власти, чтобы дёрнуть уголком губ и бросить, как приговор краткое:
— Пришлую в карцер.

Её народ погубил де Сарде — его народ сгубит Арелвин.

Потому что как бы ни кичились аристократы своим благородством, в деле крови они шли, как и все, по проторенному пути — око за око, жизнь за жизнь,

дитя за дитя.

Петрусу очень хочется быть храбрым,
но иногда одной храбрости оказывается недостаточно.

Александра де Сарде хоронят в семейном склепе.

Ливи де Сарде качает на руках маленькую дочь.

Арелвин умирает под скальпелем учёного, не дождавшись спасения.

Святой Матеус смотрит на своего адепта с потрескавшейся фрески, и взгляд его —

взгляд мертвеца.

@темы: II тур, выполненная заявка, внелимит, джен, Петрус, Пре-гейм, Арельвин, Князь д'Орсей, Князь де Сарде, AU

---

II тур, №71

[Greedfall one-line]

Уллан/Мордун; Унижение, кинки, R!

@темы: кинки, II тур, невыполненная заявка, слеш, Уллан, Мордун

---

II тур, №70

[Greedfall one-line]

Тысячеликий на самом деле когда-то был человеком, история обретения могущества и установления культа. Добро Дерево или зло - на ваше усмотрение.

Пишет  ~Хюльдра~:

Исполнение №1, 373 слова

Исполнение №1, 373 слова

Иногда он грезит. Не видит сны – Тысячеликому не нужно спать, – а грезит наяву. Перед его всевидящим взором мелькают картины, которых он не помнит, но они отдаются теплом в его несуществующей груди.

Молодой вождь племени, который чувствует злобу и гнев ранами в собственном сердце. Взрослый мужчина, способный успокоить бурю одним своим словом. Умудренный опытом старик, понимающий, что могущество без любви ничего не значит.

Тихий шепот по ночам: мое дитя, ты поступаешь неверно. Мое дитя, деревья любят твои руки. Мое дитя, пой, пой небесам и воде, траве и животным, ибо твой голос – величайший дар этого острова.

Уже не человек, еще не божество – кто он? Он не знает. Но они все – его дети, и остров – его сердце. Ему кажется – раскинь он руки, и они превратятся в облака, и укутают эту отзывчивую землю теплым одеялом. Ему кажется – отвернись он на минуту, и остров захнычет, заскулит детенышем ульга.

Его голос – не шепот и не крик; его голос – дыхание ветра, дрожание ресниц, биение сердца. Он мягко и ненавязчиво учит своих детей жить, проникая в умы, задевая самые тонкие струны души – каждого по отдельности и всех разом. Будьте милосердны. Не убивайте больше нужного. Любите друг друга. Любите ваш дом. Не берите, ничего не отдавая взамен.

И они слушают его, и внемлют ему, и называют его – Тысячеликим. Он находит приют в самом сердце острова, и вулкан пульсирует в такт его уже несуществующего сердца.

Он все больше наблюдает: его дети умны и быстро учатся, и ему больше не нужно напоминать им о любви и мире – к острову, и небу, и воде, и животным. Тысячеликий забывает, кем он был и кем он стал, он всегда был здесь, плоть от плоти этой земли, голос дождя и ветра, душа вулкана, тепло человеческих рук.

Но когда на его землю приходят чужаки и начинают выгрызать его плоть, когда они выпивают его кровь, срубают его кость и уничтожают его детей, Тысячеликий меняет лицо. Ибо они – эти renaigse, эти чужаки, - не хотят учиться, не хотят жить в любви и покое, не умеют слушать и слышать.

Отныне его голос – грохот камнепада, рев бури, стон умирающего ульга. Мое дитя, дерево больше не чувствует твоих рук. Мое дитя, время песен прошло. Мое дитя, защити меня.

И дети, его дети, научатся и этому. Ибо он – это они, каждый по отдельности и все разом.

@темы: II тур, выполненная заявка, внелимит, джен, Многоликий, Пре-гейм

---

II тур, №69

[Greedfall one-line]

Святой Матеус/\Фрихтимен. Тентакли, ментальная связь, удобные дупла в коре или любой другой способ на усмотрение автора

Пишет Гость:

Исполнение №1, внелимит, R

Исполнение №1, внелимит, R

Матеус дремлет, лёжа в густой траве. Под закрытыми веками красно-рыжее и горячее марево, в нём плавают тёмные пятна, ему видятся в них лица, чьи-то внимательные глаза, Матеус расслабленно созерцает, не просыпаясь и не засыпая до конца. Раскинутые руки запутались в стеблях, тёплая шершавая почва щекочет ладони. В её глубине сонно шевелятся девесные корни, Матеус слышит низкий и тревожный гул их движения.
Земля, трава, листья... это всё бесконечно далеко от чистой и строгой, устремлённой в небеса молитвы Озарённому, и близко к ней, словно другая сторона монеты. Он обнимает этот остров, и тот в ответ обнимает его, касается тела землёй и травой, прохладным ветром и даже теплом солнечных лучей. Матеус улыбается, длинно, безмятежно выдыхает, чувствует поцелуй на губах. Где-то в далёкой реальности это просто головка цветка, склонившаяся к его лицу, но сейчас, между сном и явью, это поцелуй, совершенно явный, глубокий и горячий. Матеус слышит шёпот в шелесте листвы и слова в этом шёпоте, он мог бы понять их, если бы вынырнул из дрёмы, но сейчас ему слишком хорошо и спокойно. Матеус просто внимает им. Принимает их ушами и сердцем так, как никогда бы не принял разумом.
Чужое внимание окутывает его тёплым коконом, пронизывает насквозь вместе с солнечными лучами. Ветер трогает его волосы, но за закрытыми веками Матеус видит чужие пальцы, что запутались в них. Он откидывает голову, открывая шею, по ней тут же пробегает юркая прохладная ящерка. Каплей дождя скользит по груди, животу, поворачивает и теряется в траве. Матеус ахает.
Ему снятся прикосновения, сперва лёгкие, потом всё более настойчивые, пробегающие по его телу, животу, бёдрам, касающиеся потяжелевшего члена. Кто-то смотрит на него тысячей глаз и касается тысячей рук, это должно бы быть пугающим, но Матеус чувствует только тепло и защищённость. Мягкое внимание чего-то неизмеримо большего, чем человек, окутывает его, проникает под одежду, сквозь одежду... сквозь кожу, быть может?
Он неосознанно разводит ноги, выгибается на травяном ложе, когда касания становятся настойчивей и интимней. Ему не снятся обнажённые женщины, или мужчины, как обычно в таких случаях, только что-то огромное, многоликое, столm тесно переплетённое с островом, что не разберёшь, где живое, а где неживое, и есть ли между ними разница. Теперь оно сплетается с Матеусом во объятиях, которые нельзя назвать иначе, чем любовными.
Матеус изливается с едва слышным стоном и ему вторит пронзительный крик ястреба где-то в вышине. Жаркое удовольствие прорывает границу между сном и явью, выбрасывает его в реальный мир... Матеус просыпается. Медленно садится, запускает руку в растрёпанные со сна волосы. Нащупывает в них ещё совсем короткие, едва прорезавшиеся роговые зубцы.

@темы: кинки, II тур, выполненная заявка, внелимит, слеш, Многоликий, Пре-гейм, Святой Матеус, R

---

II тур, №68

[Greedfall one-line]

ж! де Сарде, после частых ночевок в лесу, ее начали посещать странные сны. Во сне к ней приходит Многоликий бог. Ксенофилия, тентакли, рейтинг. Ангст по желанию автора.


Пишет Гость:

Исполнение №1, внелимит

Исполнение №1, внелимит

— Она уже в тебе, carant, эта связь, — ободряюще говорит Сиора, ее взгляд опускается к метке. — Просто позволь ей раскрыться, впусти глубже. Станет легче.
Де Сарде молчит, глядя на огонь, хворост прогорает с треском. Она уже чувствовала связь раньше, когда была древом, пораженным молнией, семенем, задыхающимся под пеплом и жадно впитывающим влагу, молодым ростком, пробивающим себе путь к солнцу… Это чистое единение с островом, общность — что-то изменило их, неуловимо сместило детали, исказив образ. Может, смерть Константина, может (и об этом она не решается рассказать Сиоре), причина в ней самой.
Пламя костра сливается с закатными лучами, они слепят глаза, заставляя зажмуриться, пока не становится ясно, что никакого костра и нет и трещал не валежник, а жесткие сухие корни, сковавшие ноги. Отростки взбираются выше по обнаженному телу — странно, что холода она не чувствует. Лозы подхватывают под руки, оплетают запястья, так она и повисает на них, лишь под ступнями сырой мох и почва мягкая-мягкая, не устоять.
— Плоть моей земли, — слышит она и поднимает голову. Свет, проходящий сквозь ветви en on míl frichtamen, согревает. Жар просыпается внутри, жар — и голод, поднимается откуда-то из глубины, необъятный и нестерпимый. В одиночку с ним не совладать. Внизу — влажно, а горло будто пересохло: ни застонать, ни всхлипнуть. Ноги она сжимает непроизвольно, слишком неожиданно касание к нежной коже. Движение вне замирает.
Впусти глубже, — вспоминает де Сарде и разводит колени, бедра тут же обвивают стебли, гибкие и тугие, как жгуты — обратно не свести; наверное, останутся синяки, но само проникновение безболезненное.
Вряд ли, конечно, Сиора имела в виду подобное, но теперь-то что… И правда становится легче. Сеть оплетает теснее, с каждым толчком все больше побегов распускается на груди, у лица, в волосах. Осыпаются светлые лепестки, липнут к распаренному телу, дурманят смешавшиеся запахи, хмельные и резкие. На самом пике вдруг растекается сладость на языке — де Сарде, не заметив, прокусила проникший внутрь стебель…
Еще немного, — думает она и смаргивает подступившие слезы. Внутри словно расплетается тугой узел, выравнивается биение переполошенного сердца и становится спокойно и тихо, впервые за многие месяцы. — Удержи так еще ненадолго.
Ветви en on míl frichtamen голые, но шум листвы настоящий, он убаюкивает. Де Сарде опускается на землю, вжимается спиной в шершавую кору ствола, чувствует, будто заскорузлые пальцы гладят ее лопатки.
— Carant? — осторожно зовет Сиора. — Все хорошо?
Дрема рассеивается, тает понемногу, как рассветный туман, лишь взмокшую кожу холодит, а во рту все еще сладко вяжет.
— Да.

@темы: кинки, II тур, выполненная заявка, гет, Сиора, внелимит, Многоликий, ж!Де Сарде, R

---

II тур, №67

[Greedfall one-line]

Лорин Моранж знала о малихоре в чаше. Ей нравится должность наместницы и она не намерена уступать её какому-то мальчишке

Пишет  ~Хюльдра~:

Исполнение №1, 223 слова

Исполнение №1, 223 слова

Все было хорошо. До тех пор, пока д’Орсей, этот напыщенный старый индюк, не послал на остров — ее остров — своего никчемного сына. О да, даже здесь она знала о том, что у д’Орсея растет глупый, никчемный, бестолковый мальчишка. Хорошей бы она была наместницей, если бы не знала! А теперь этот болван, должно быть, совсем надоел принцу, и тот просто отодвинул ее в сторону. Заменил ее.

За годы своего справедливого и успешного правления она успела полюбить Тир-Фради. Она даже выучила несколько фраз на странном языке аборигенов! Она затеяла строительство, она бы подарила этому клочку земли процветание и благоденствие. Она, а не этот мальчишка, нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу на корабле.

Он приплыл, и Просветленный — наверняка такой же индюк, как и д’Орсей — не защитил ее новый дом, не потопил этот дерьмовый корабль, и ей, как всегда, пришлось все брать в свои руки. Она отлично подготовилась: замолвила словечко здесь, бросила фразу там — плохой бы она была наместницей и аристократкой, если бы не могла играть людьми, как пешками.

Она никому не отдаст свой остров. Она не позволит разрушить то, к чему так долго шла.

— Пейте, ваша светлость. Это напиток из местных трав, он придаст вам силы. Видит Просветленный, вы выглядите изможденным!

Приторная, отрепетированная годами улыбка.

Дружелюбный голос радушной хозяйки.

Опустевшая чаша в руке: все, что осталось — это немного подождать.

И видит Просветленный, Лорин Моранж прекрасно умеет ждать.




Пишет  Anjela Norton:

Исполнение №2, внелимит

Исполнение №2, внелимит, постгейм


Мысль о том, что леди Моранж может быть замешана в отравлении Константина, впервые посещает де Сарде, когда возникает вопрос об избрании исполняющего обязанности наместника.

Благословенна пусть будет пустота, воцарившаяся в его душе со смертью кузена! Будь Герберт раздавлен горем и опьянён виной, он ни за что не подумал бы на Лорин де Моранж, на очаровательную женщину, помогавшую Константину со дня прибытия, с искренним сочувствием приносившую свои соболезнования и поддерживающую его даже сейчас..

До этого его занимали другие проблемы и не находилось времени, чтобы искать соучастников казнённого доктора Асили. До этого его наполняли чувства и переживания, симпатии и желания, надежды и страхи.

Теперь же его голова пуста, стерильно чиста и открыта для размышлений, не отяжелённых грузом лишней эмоциональной мишуры. Словно мутное надтреснутое стеклышко, через которое он смотрел на мир раньше, заменили, и предметы вокруг наконец-то обретают истинные формы.

Естественно, леди Моранж хороша в своём деле. Она умна, талантлива, хитра и опытна — и у неё уж точно было достаточно времени, чтобы обдумать своё отстранение и дальнейшие действия. Она могла бы вернуться на континент, разъярённая и обиженная несправедливостью, там заручиться поддержкой торговых лордов и строить козни князю, но леди Моранж осталась. Тень недовольства ни разу не промелькнула на её лице — она только улыбалась, давала советы и всячески содействовала.

Ядовитые рептилии часто ходят следом за своей жертвой, пока та не умрёт, чтобы затем пожрать свежую плоть.

Де Сарде прокручивает в голове воспоминания и видит только косвенные подтверждения своих мыслей. Всё равно что смотреть в кривое зеркало.

Леди Моранж приходит в порт. Поприветствовать молодого наместника или проконтролировать, что яд поглощён? В конце концов, именно она вручает злополучную чашу… если бы не она, Константин, возможно, и отказался бы от подозрительного питья, но кто отказывает леди? Особенно такой приветливой и очаровательной?

Леди Моранж дольше всех отказывается верить в своеобразное исцеление Константина. Де Сарде в тот момент слишком занят, он списывает всё на скептицизм, присущий любому здравомыслящему человеку, но что если неверие вызвано нежеланием верить? Нежеланием признавать, что тонкий и гениальный план обратился прахом?

Конечно, всё это — лишь домыслы и пыль, хрустящая на зубах. Герберт ни с кем не делится подозрениями, слишком они надуманы, слишком шатки, слишком двусмысленны. Он поддерживает инициативу леди Моранж и помогает ей восстановиться на посту наместницы, пока не придёт указ-назначение из Серены. Никто не возражает — никто не претендует на пост. Герберт мог бы побороться с ней за это место, мог бы вынудить её уйти, но он выбирает другой путь: путь дипломата, путь тайны, путь яда на дне стакана.

Де Сард улыбается и обещает всячески содействовать ей, как она улыбалась и обещала Константину.

Он вновь работает на наместника Новой Серены в качестве эмиссара. Он много где бывает, много чего слышит. Руки у него развязаны. Руки у него длинны, а на кончиках пальцев пляшут магические колкие искры.

Несколько взяток и пара одолжений — и вот он выходит на связь с осуждёнными подчинёнными доктора Асили. Несколько улыбок и разбитых голов — и он узнаёт, что доктор часто встречался с некой женщиной то в одной из гостиниц Хикмета, то у себя в лаборатории. Несколько угроз и сломанных конечностей — и он получает подтверждение, что некой женщиной была Лорин де Моранж.

О, де Сарде живо представляет ярость, охватившую её, когда до неё добралось известие о назначении Константина д’Орсея новым наместником. Её, негоциантку и правительницу, потратившую годы жизни и вложившую в Новую Серену всю душу и деньги, сбрасывают с доски, словно неугодную и мешающуюся под ногами пешку! И кем заменяют? Всего лишь мальчишкой, который в лучшем случае просто не знает, что значит управлять колонией. Своё детище леди не может оставить в неумелых неверных руках, но в открытую идти против князя Орсея — самоубийство. Остаётся лишь уйти в тень с улыбкой и пониманием, найти союзника и дождаться, пока малихор сделает всю грязную работу.

Герберт мог бы вытащить это на свет и суд, но он идёт другим путём. Как говорят охотники-островитяне: “Хочешь поймать тенлана — думай, как тенлан”. Он думает, как леди Моранж. Зачем вызывать бурю, привлекать внимание, тратить силы и время, если можно решить всё одним глотком?

Он улыбается ей, как она улыбалась Константину. Он предлагает ей чай: чёрный, крепкий, горьковатый, с мелкими частичками заварки, кружащимися на дне. Он пьёт его вместе с ней — этот яд ему не страшен.

Так уж получилось, что новая и в высшей мере чудовищная разработка доктора Асили не вошла в материалы дела. Немного золота туда, немного обещаний сюда, капелька лжи для красоты, и пузырёк с чёрным порошком по результатам экспертизы оказался обычным лекарством от сердечных болезней, и все о нём забыли, увлечённые другими, более пугающими и громкими уликами.

Между тем, пузырёк вовсе не исчез бесследно. Просто занял своё неприметное место среди других колбочек и коробочек на чьей-то полке, аккурат между микстурой от аллергии и сухим парфюмом из Телеме. Герберт и не рассчитывал, что время использовать его наступит так скоро, но судьба порой — такая странная штука…

— Как ваше самочувствие, миледи? — спрашивает он, когда Лорин начинает бледнеть.

— Вам нездоровится, миледи? — интересуется он, когда приходят слабость и вечная усталость.

— Всё ли в порядке, миледи? — говорит он, когда начинается жар.

— Как же так, миледи? — причитает он, когда её кровь становится густой и чёрной.

Де Сарде не чувствует к ней ненависти, не чувствует и жалости. Он ничего не чувствует вот уже пару месяцев, но ему необъяснимо и нестерпимо хочется, чтобы Лорин де Моранж знала, кто виновен в её мучениях. Пока что он просто ждёт.

Слухи о болезни старой-новой наместницы распространяются по Новой Серене со скоростью лесного пожара. Кто-то выдумывает, будто должность теперь проклята, кто-то паникует, что малихор добрался до Тир-Фради и теперь все точно обречены.

Герберт никак не пытается эти слухи развеять: начни он активно опровергать их, и люди ухватились бы за свои россказни с удвоенной силой. Он ждёт, пока стихнет паника. Он ждёт, когда потухнет леди Моранж.

Руки у неё горячие, мысли тяжёлые, глаза пустые. Лорин де Моранж не в состоянии исполнять обязанности наместника, а рядом нет целителя, способного облегчить боль.

Де Сарде мог быть доволен своей работой, но радости он не чувствует, сожалений тоже. Он своими руками убил Константина — что ему теперь смерть какой-то аристократки?

— Ты… я знаю… ты сделал это со мной, — надсадно хрипит леди Моранж, пытаясь смотреть ему в глаза, хотя наверняка уже ничего не видит.

— Миледи, вам ли не знать, что здесь иммунитет у нас слабеет, а риск подхватить инфекцию возрастает? Судьба порой так жестока, — Герберт не улыбается, возвращая ей её же слова. В улыбке, которую адресат не видит, нет смысла. Предложенный слугой чай он не пьёт: к аромату трав примешивается странный, резкий запах, от которого немного кружится голова. Кажется, кто-то неправильно рассчитал концентрацию...

— Ч-чудовище. Ты чудовище... почему ты просто не умер, а?

Де Сарде тоже хочет знать ответ на её вопрос.

Лорин де Моранж умирает через неделю после их последней беседы и, судя по заключению доктора, не от малихора — от мышьяка. Старое доброе самоубийство. Герберт в этот раз действительно не при чём, но ему интересно: леди не вынесла боли или поражения?

Ему хочется думать, что второе.

@темы: II тур, выполненная заявка, внелимит, джен, м!Де Сарде, Пост-гейм, Лорин Моранж

---

II тур, №66

[Greedfall one-line]

Мэв/Курт; Древесные тентакли, Мэв доминирует

@темы: кинки, II тур, невыполненная заявка, гет, Мэв, Курт

---

II тур, №65

[Greedfall one-line]

Курт/ж!де Сарде. Из учителя по фехтованию Курт превращается в учителя любви/секса. R!

Пишет Гость:

Исполнение №1, внелимит, R

Исполнение №1, внелимит, R

Может быть, была половина одиннадцатого. Вполне возможно, что шёл третий час ночи.

Сколько бы ни прошло времени, они потратили его на поцелуи. Нежные, когда губы едва ласкают губы, и страстные, когда язык вторгается в чуждость другого рта.

Тела пели от возбуждения, но их всё ещё разделяли слои (изрядно, впрочем, измятой) одежды. Де Сарде нужно было время, чтобы решиться на наготу, Курт её не торопил.

— Курт, прости… — Де Сарде чуть отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза.

«О нет, сладость моя, умоляю, не говори, что хочешь уйти».

— ... я никогда этого не делала. — призналась она.

«Я знаю».

Курт взял её руку, чтобы поцеловать ладонь, а потом нежно коснуться губами запястья.

— Здесь не за что извиняться.
— Научи меня. Что я должна делать?
— Нет ничего, что вы должны, сладкое превосходительство...

Он притянул её к себе, чтобы снова примкнуть к её алеющим губам, истерзанным поцелуями и трением о его, пусть и выбритую, но всё равно шершавую кожу.

— ...только получать удовольствие.

Он целовал её снова и снова.

Она решилась снять с него рубашку. Она позволила снять с себя всё.

Касаться обнаженного мужского тела своим для неё было ново, приятно и удивительно. Чувствовать на своем теле тепло ласкающих ладоней было столь же ново и совершенно восхитительно.

Руки Курта казались ей такими большими, словно он мог обхватить её талию, сомкнув пальцы. Словно он мог уместить в ладонях её всю.

Ей хотелось льнуть к его груди и животу. Ей хотелось отзываться всем телом на прикосновения его рук и следовать за ними. Разрываемая этими двумя желаниями, она изгибалась всем естеством в объятиях любовника. Её тело не пело, оно танцевало от вожделения.

Она всё реже ощущала его пальцы на спине и талии, и всё чаще на бёдрах и ягодицах. Ей хотелось большего и она выгибалась в пояснице, разжимала бёдра, подставляя под касания самые сокровенные части тела.

Курт касался её словно невзначай — раз… другой… и ещё раз его пальцы вскользь проходили по набухшим лепесткам её вагины и ложбинке между ними. На кончиках пальцев оставалась тягучая шелковистая влага.

Она замерла, уткнувшись носом Курту куда-то в шею, изогнувшись и сосредоточившись на ощущениях.

Он перестал её дразнить. Палец легко скользнул между большими и малыми губками, находя бугорок клитора.

Курт заворочался, устраивая руку поудобнее, меняя положение пальцев, приноравливаясь к партнёрше. Чуть повыше? Чуть-чуть пониже?

«Вот здесь».

Прислушиваясь к сопению и вздохам, нашел нужный ритм.

— Вот так, — прошептала де Сарде.

Пальцы и ладонь были такими мокрыми от смазки, что Курт начинал завидовать сам себе. Было бы замечательно оказаться меж её сладких ножек лицом, слизать всю эту влагу, вымазаться в ней.

— Вот… так... — простонала де Сарде.

Но это в другой раз. Потерять ритм и прервать ласку прямо сейчас было бы слишком жестоко.

@темы: II тур, выполненная заявка, гет, внелимит, ж!Де Сарде, R, Курт

---

II тур, №64

[Greedfall one-line]

ж!де Сарде/Курт, преканон. Невыносимо неловкие попытки расцветающей девушки соблазнить учителя. POV Курта.

Пишет  Vans-mo:

Исполнение №1, внелимит, джен с намеком на пре-гет

Исполнение №1, внелимит, джен с намеком на пре-гет

Спину ломит, сейчас бы завалиться спать. Так и сделаю. Еще чуть подожду, не объявятся – пойду спать. Ну, здрасьте, помяни черта… Одну принцессу вижу, где вторая?

«Прости, Курт, - опускает голову, отводит глазки. – Константин опять провинился. Он под домашним арестом».

Позолоченный каземат с бархатными подушками и аль-садскими коврами, ну-ну. Значит, будем вдвоем, не в первый раз, миледи де Сарде. Только вид у Вас больше для бала, чем для сражения, хоть волосы заколите. Нет? Вам виднее. Давайте, зеленокровная светлость, в качестве разминки, мое любимое - десять кругов вокруг плаца. Раз-два, раз-два! Побежала… Не торопится, дышит ровно, одну ножку изящно выкидывает, потом вторую. На три вещи могу вечно смотреть: как огонь горит, как вода течет и как барышни бегают. Поглядывает в мою сторону, вдруг я (как в тот раз, когда ей поплохело), пробежку сокращу. Нет, зеленокровность, поблажек не ждите. Десять кругов. Будете бегать у меня, пока язык на плечо не повесите.

Всё уже? Что Вы смотрите на меня так? Разомните ручки, ножки. Волосы, говорю, приберите. Ох, мать, видела бы Вас Зиглинда, за эти кудри бы и отходила! Насупилась, будто я оскорбление какое-то ляпнул. Закончила, так переходим к спаррингу. Вооружайтесь, Ваша Светлость. Ух, рапира – грозное оружие, особенно в руках юной девицы. Стойка-то какая боевая. Ну точно валькирия. Глазами сверкает, щечки красные, лоб влажный от испарины. Сражайся с честью!

Стремительный выпад, и сразу на ближнюю дистанцию. Вы настроены решительно, миледи. Финтит, финтит, тактика рваная, истеричная. За ногами следить забывает, вся какая-то расхлябанная, не собранная. Извести меня хочет, подловить на чем-то или опять не в духе? Нет, зеленокровность, так не пойдет. Уклонения придумали, чтобы уклоняться. А это что за номера? Запуталась в маневрировании, решила плечом таранить… Так, всё, довольно с меня этих балетных па.

«Что с Вами, миледи? Не здоровы? Ума лишились? Желаете умереть молодой?!». Держу за узкие плечики, даже не трепыхается. Глаза отводит, дышит тяжело (после бега так воздух не глотала), губу закусила, разрумянилась. Да что ты будешь делать, действительно нездоровится ей что-то.

«Прости, Курт, я сегодня не готова».

Голосок срывается, видать, какой-то надрыв там внутри. Что ж, приходите, Ваша зеленокровность, когда будете готовы. Только с прической что-то организуйте, кто ж в кудрях по плацу бегает? Вы еще в корсете с кружевами отжимания начните практиковать! Вспыхнула вся. Ох, взгляд. Точно горящие угли. Не видать тебе, старина, премиальных. Забылся совсем с этими детскими шуточками. Надо немедленно исправляться. «Ваша Светлость, давайте не будем ссориться, я – старый солдат…».

«Курт! Ты старый слепой солдат! И еще невежа, - гранату без чеки держать проще, чем ее за плечи. – Эта прическа для вечернего приема! А ты… Ты…». Вырвалась из рук, рапиру швырнула, в два прыжка у выхода оказалась, дверью шарах! Чуть с петель не сняла.

Выдыхай, солдат. Занятие на сегодня окончено.

@темы: II тур, выполненная заявка, гет, внелимит, джен, ж!Де Сарде, Пре-гейм, Курт

---

II тур, №63

[Greedfall one-line]

Курт любит минет, а де Сарде никогда его не делала. Первая попытка. R+, можно H.

@темы: кинки, II тур, невыполненная заявка, гет, ж!Де Сарде, R, Курт

---

II тур, №62

[Greedfall one-line]

Курт; AU: заражают не губернатора и эмиссара, а их учителей. Развитие малихора у Курта. A+

@темы: II тур, невыполненная заявка, джен, Де Курсийон, AU, Курт

---

II тур, №61

[Greedfall one-line]

Курт. Переворот, плохой вариант развития событий, мысли Курта, его мотивация на предательство. А+, желательно без какой-либо романтики.

Пишет  Li Jeevas:

Исполнение №1, внелимит, мат, спойлеры, упоминание каноничного насилия

Исполнение №1, внелимит, мат, спойлеры, упоминание каноничного насилия

Отрываясь от чего-то страшного, всегда думаешь, что прошлое за тобой не придет. Князь отваливает щедрое жалованье, на которое можно пить не просыхая неделю или ту же неделю не вылезать из койки лучшей шлюхи, или вовсе прикупить себе щегольских тряпок, которые тебе, в принципе, и нахрен не нужны. У тебя на груди эмблема Содружества, и под твоим началом дворцовая охрана и два мелких щегла с шилом в заднице. Глядя на них, на всю свою — новую — жизнь, ты думаешь, что самое страшное позади. Но в голове даже тогда остается старый «приказ».

Как команда для послушной псины; Курт заталкивал ее куда подальше, но все равно знал — если хозяин свистнет, он не сможет противиться.

Это похоже на кусочек металла, вшитый в ногу, или руку, или бок. Маленькая острая хрень, боль от которой не дает спать по ночам. Прямо тут, внутри, под едва зажившим швом. Но даже когда шов превратится в рубец, она не исчезнет. Не успокоится. Железки вообще плохо приживаются во внутренностях, а приказы — в голове, если только не знать, как правильно зашивать.

Уплывая с континента, Курт надеялся, что со слухами о закрытии военного лагеря его воспоминания поблекнут и сотрутся: о хрустящих под ударами — чужих — костях, о собственном согласии — на все, что бы ни приказали.

Какое бы дерьмо ни засело внутри, всегда нужен кто-то, чтобы его вытащить. Хорошо, когда ты это знаешь, плохо — когда знает твой капитан. Сперва ты и все твои товарищи отхватываете за неподчинение. Когда часть из них отколется и присмиреет, немногим из вас сломают ребра. После на очередной муштре расквасят морду одному тебе, потому что последний твой дружок — та еще крыса. Но все это хрень; когда капитан поднимет тебя среди ночи, чтобы затолкнуть свой хер тебе в самую глотку, а солдаты вокруг — весь четвертый серебряно-голубой отряд Монетной Стражи, лучшие из лучших, — буквально на соседних койках, будут делать вид, что ничего не происходит, поймешь — ты один. Безволен. Безучастен. Послушен. Лучше выполнить приказ, чем снова лишиться зуба или пальцев. Или отсосать капитану. В конце концов, если он приходит к кому-то еще в казарме, это уже не твоя проблема.

Курт почти поверил, что от прошлого можно сбежать — пока у причала не нашли тело Райнера. На столе морга он, перебитый, лежал предупреждением — ничто не исчезнет бесследно. Лагерь, муштра, приказы. Как страшный сон, который срочно нужно было развеять. Курт заставил себя не верить, хотя бы пока не убедится в обратном.

Это как пинта залпом, когда выпивка враз дает по мозгам — и каждая тень за углом чудится крысой из той самой казармы. Ты бы врезал себе за такие мысли, но даже Зиглинда кажется ненадежной, а на целом острове нет никого, кроме твоего выросшего щегла — Зеленокровного, — которого можно просить, не боясь, что слова попадут не в те уши. Но тот паскудно отмахивается; на хер бы он слал все беспокойства о телохранителях, подох один, пришлют другого — и что бы ни варилось в его голове, тебе кажется именно так. Как и кажется, что цепляться больше не за что. Потому когда тебя зажимают по пути к резиденции, ты не сопротивляешься. Как не сопротивляешься, когда тебя вытаскивают на плац Призрачного Лагеря, и болванчиком повторяешь «да, майор», уже-не-капитану Герману, пока он смотрит тебе в глаза. Тебе все понятно, Курт? Да, майор. Ты поможешь солдатам рассредоточиться по дворцу, потому что знаешь его лучше всех. Да, майор. Ты убьешь наместника и эмиссара.

...да, майор.

Никто никого не предал; предают своих, а ты, как и был натаскан, лишь следовал приказу.

@темы: II тур, выполненная заявка, внелимит, джен, Герман, R, Курт

---

II тур, №60

[Greedfall one-line]

Курт, первый раз с проституткой. С упором на мысли и чувства.

@темы: II тур, невыполненная заявка, гет, Курт

---

II тур, №59

[Greedfall one-line]

Курт, Петрус. Между Петрусом и де Сарде явно что-то происходит, и Курту это не нравится (любая причина, от ревности до почти что отеческой заботы).

@темы: II тур, невыполненная заявка, джен, Петрус, ж!Де Сарде, Курт