Катасах/Константин. Катасах сильно привязывается к больному чужаку.
Пишет Гость:
Исполнение №1, 230 слов Исполнение №1, 230 слов
У Катасаха столько любви в сердце, что он мог бы обнять весь Тир-Фради.
Он был рожден таким — всегда готовым прибежать на зов, унять боль, вытереть слезы, исцелить тело, передать покой душе, выслушать, подобрать нужное слово.
Это не его заслуга. Он просто таким родился, и по-другому не умеет, а может, и не хочет.
Много лет назад Мев, тогда еще не донейгад, спросила его: ты столько отдаешь, но ничего не получаешь, разве это не нарушает баланс?
Катасах не понял тогда Мев. Солнце греет. Мать и близкие любят. Болезни уходят. Дыхание выравнивается. Листва золотится осенью, оживает весной. Реки утоляют жажду. Земля и лес кормит. Камень дает дом и пристанище. Разве это мало?
Все находится во взаимосвязи, у каждого своя роль. Он, Катасах, восстанавливает баланс.
Этим он занимается и здесь, в сердце города чужаков, запутавшихся и слабых, потерявших связь со своими богами. Это не их вина. Это их беда.
И здесь, в сердце этого города, Катасах столкнулся с самым трудным своим заданием. На Тир-Фради еще не было болезней, которые бы не мог вылечить Катасах. А теперь есть. И от того, что он ничем не может помочь Константину, только унять боль, сердце Катасаха ноет и странно свербит.
Он подходит к кровати Константина, прислушивается к его ровному дыханию, смотрит на серые уродливые вены, распространившиеся по когда-то красивому лицу. Наклоняется и целует его в лоб, надеясь хоть так передать частичку своей силы.
А если и это не поможет — Катасах придумает что-нибудь еще.
Пишет Li Jeevas:
Исполнение №2, внелимит, джен, намёк на пре-слэшИсполнение №2, внелимит, 832 слова, пре-слэш
Когда боль отступает, желтоглазый renaigse много говорит. Он напоминает Катасаху щенков вайлега, жизни в которых больше, чем вмещает тело. Щенки изливают ее в непоседливости, а renaigse — в словах. Катасах терпеливо слушает, не понимая половины сказанного, но так проще: если renaigse замолкает надолго, к нему возвращается боль. Когда он снова перестает говорить, Катасах оборачивается, только в этот раз его взгляд не туманный, а будто... тоскливый?
— Я утомил тебя? — спрашивает желтоглазый renaigse и объясняет, когда Катасах непонимающе склоняет голову к плечу. — Я много говорю — тебе не нравится?
Doneigada не должны лгать, но не солгать Катасах не может; одинокому, боящемуся смерти, renaigse остается только говорить. Отнять у него и это слишком жестоко.
— Слова renaigse тяжелые... — начинает Катасах; желтоглазый тут же подбирается, светлеет лицом.
— Я могу выучить твои. Твой язык.
Катасах недоверчиво глядит на него — и все же соглашается.
***
Желтоглазый учится быстро и жадно, но слова на его язык ложатся с трудом.
— Carants, — говорит ему Катасах, сидя на краю большого ложа.
— «Каранс», — отзывается желтоглазый, а на вторую попытку выдает, — «Карантс».
И так каждый раз. Катасах качает головой.
— Нет — мягче.
Желтоглазый упрямо пробует, и снова не так, будто речь для него — деревянная плашка, и вместо того, чтобы вести резцом ровную линию, он смахивает разом половину. Anem или fal, или víg у него получаются лучше, впрочем, не Катасаху сетовать; сам он даже имя желтоглазого выговаривает с трудом — Кон-стан-тин.
— Скажи мне лучше, — просит желтоглазый, — вы необычно нас зовете...
— Lugeid blau, — кивает Катасах. — «Желтые глаза».
— Почему так? — смотрит он снизу вверх, бесконечными вопросами напоминая Айдена.
Катасах протягивает руку и указывает на железный герб у дальней стены, в полумраке кажущийся ржавым.
— Ваше знамя — на нем пять глаз. Так и зовем.
— Это не глаза, — поправляет он, — это золотые монеты.
— Никакой разницы, — усмехается Катасах, — вы, renaigse, смотрите на мир через золото.
Взгляд желтоглазого темнеет, и когда он снова открывает рот, голос становится ниже. Жестче.
— А что еще мы можем? Там, где правят люди с мечами и мушкетами, только и остается, что покупать их. Золотом, Катасах.
— Потому что ваш мир болен, — отвечает он, но желтоглазый отчего-то отворачивает голову, замолкая.
Оn ol menawí из lugeid blau тем же днем объясняет, что месяц назад в каменном городе командующий воинами хотел убить их и взять власть — Кон-стан-тин уже болел малихором, и для него это тяжелые воспоминания. Катасах слушает и считает важным сказать желтоглазому после:
— Мои слова ранили твое сердце, но я ошибаюсь. Я смотрю на твоего «кузен», на Курта — он готов защищать тебя как грозный ульг, — на Силиндэ и вижу, что не все уважение здесь купили за золото.
— Силиндэ? — негромко переспрашивает желтоглазый, оживляясь. — Зиглинда? Да, она замечательная.
Он слабо улыбается, а Катасах чувствует, что миновало нечто страшное.
Кон-стан-тин кажется слишком молодым, чтобы быть хорошим mal, но Катасах уважает его силу — не способный даже сесть, но все равно вглядывается в бумаги, передавая так свою волю. Трет красные глаза. Что-то пишет. Иногда тихо ругается сквозь зубы. И продолжает быть mal, делая, что должен.
— Бурхан, должно быть, издевается, — не выдерживает он как-то раз, с рыком сминая бумагу. — Я спрашиваю с него по долгу, а он справляется о моем здоровье! Представляешь? «Надеется на скорейшее выздоровления Высочества». Ну нет, нет-нет-нет, так торговые дела не ведутся. И вестись не будут!..
— «Львы» подлые союзники, — говорит Катасах, растирая цветы Чистой Крови, зовущиеся здесь бурачником.
— Да тут один другого лучше, — сокрушается Кон-стан-тин. — Сан-Матеус на ножах с навтами и тайно надеется, что мы их поддержим. Даже хотят выстроить свою флотилию. Местные готовы разодрать глотку Хикмету, и Хикмет оскорбляется, что мы не желаем поддержать их в этом противостоянии. Я уже не могу так просто сохранять нейтралитет, я... — запинается он.
Бумага падает на пол; Кон-стан-тин стискивает черными пальцами одежду на груди. Боль возвращается к нему все чаще, и Катасах едва может ее сдержать. Выпивая отвар, Кон-стан-тин цепляется за его предплечье — он вообще любит прикосновения, как и все renaigse, но лишь ему Катасах готов простить их.
— Я так устал от всей этой... — говорит Кон-стан-тин; надрывно, стонущим шепотом, — придворной фальши. Они хотят, чтобы я оставался в стороне. В Новой Серене поймали уже третьего шпиона из Хикмета. Я не могу больше. Не могу. Не могу, не могу...
Катасах сидит рядом, пока тот не проваливается в тяжелое забытье, и думает, что желал бы забрать Кон-стан-тина с собой. Ему, его жажде жизни, не место здесь, среди глухих стен. Он талантлив, готов учиться и слушать — en on mil frichtimen принял бы его как одного из своих детей. И, быть может, избавил бы от агонии, которую в этот раз отчего-то не сумели правильно заглушить травы.
Его кожа и вены чернеют, сгорая под внутренним жаром; Катасах бессилен, как ребенок перед стеной огня. Вместе с невольными слезами из глаз Кон-стан-тина течет бурая слизь.
Он ластится к каждому прикосновению, шаря почти ослепшими глазами по комнате. Катасах не привык быть так близко, но все же тянет Кон-стан-тина к своей груди. Тот утыкается носом в ткани и перья, жмется и молчит. Тишина рядом с ним — дурной знак. Особенно если единственное, что он произносит — на языке fradi — «Я ведь умру, да?».
«Я не позволю», — клянется Катасах.
Пишет Гость:
Исполнение №1, 230 слов Исполнение №1, 230 слов
У Катасаха столько любви в сердце, что он мог бы обнять весь Тир-Фради.
Он был рожден таким — всегда готовым прибежать на зов, унять боль, вытереть слезы, исцелить тело, передать покой душе, выслушать, подобрать нужное слово.
Это не его заслуга. Он просто таким родился, и по-другому не умеет, а может, и не хочет.
Много лет назад Мев, тогда еще не донейгад, спросила его: ты столько отдаешь, но ничего не получаешь, разве это не нарушает баланс?
Катасах не понял тогда Мев. Солнце греет. Мать и близкие любят. Болезни уходят. Дыхание выравнивается. Листва золотится осенью, оживает весной. Реки утоляют жажду. Земля и лес кормит. Камень дает дом и пристанище. Разве это мало?
Все находится во взаимосвязи, у каждого своя роль. Он, Катасах, восстанавливает баланс.
Этим он занимается и здесь, в сердце города чужаков, запутавшихся и слабых, потерявших связь со своими богами. Это не их вина. Это их беда.
И здесь, в сердце этого города, Катасах столкнулся с самым трудным своим заданием. На Тир-Фради еще не было болезней, которые бы не мог вылечить Катасах. А теперь есть. И от того, что он ничем не может помочь Константину, только унять боль, сердце Катасаха ноет и странно свербит.
Он подходит к кровати Константина, прислушивается к его ровному дыханию, смотрит на серые уродливые вены, распространившиеся по когда-то красивому лицу. Наклоняется и целует его в лоб, надеясь хоть так передать частичку своей силы.
А если и это не поможет — Катасах придумает что-нибудь еще.
Пишет Li Jeevas:
Исполнение №2, внелимит, джен, намёк на пре-слэшИсполнение №2, внелимит, 832 слова, пре-слэш
Когда боль отступает, желтоглазый renaigse много говорит. Он напоминает Катасаху щенков вайлега, жизни в которых больше, чем вмещает тело. Щенки изливают ее в непоседливости, а renaigse — в словах. Катасах терпеливо слушает, не понимая половины сказанного, но так проще: если renaigse замолкает надолго, к нему возвращается боль. Когда он снова перестает говорить, Катасах оборачивается, только в этот раз его взгляд не туманный, а будто... тоскливый?
— Я утомил тебя? — спрашивает желтоглазый renaigse и объясняет, когда Катасах непонимающе склоняет голову к плечу. — Я много говорю — тебе не нравится?
Doneigada не должны лгать, но не солгать Катасах не может; одинокому, боящемуся смерти, renaigse остается только говорить. Отнять у него и это слишком жестоко.
— Слова renaigse тяжелые... — начинает Катасах; желтоглазый тут же подбирается, светлеет лицом.
— Я могу выучить твои. Твой язык.
Катасах недоверчиво глядит на него — и все же соглашается.
***
Желтоглазый учится быстро и жадно, но слова на его язык ложатся с трудом.
— Carants, — говорит ему Катасах, сидя на краю большого ложа.
— «Каранс», — отзывается желтоглазый, а на вторую попытку выдает, — «Карантс».
И так каждый раз. Катасах качает головой.
— Нет — мягче.
Желтоглазый упрямо пробует, и снова не так, будто речь для него — деревянная плашка, и вместо того, чтобы вести резцом ровную линию, он смахивает разом половину. Anem или fal, или víg у него получаются лучше, впрочем, не Катасаху сетовать; сам он даже имя желтоглазого выговаривает с трудом — Кон-стан-тин.
— Скажи мне лучше, — просит желтоглазый, — вы необычно нас зовете...
— Lugeid blau, — кивает Катасах. — «Желтые глаза».
— Почему так? — смотрит он снизу вверх, бесконечными вопросами напоминая Айдена.
Катасах протягивает руку и указывает на железный герб у дальней стены, в полумраке кажущийся ржавым.
— Ваше знамя — на нем пять глаз. Так и зовем.
— Это не глаза, — поправляет он, — это золотые монеты.
— Никакой разницы, — усмехается Катасах, — вы, renaigse, смотрите на мир через золото.
Взгляд желтоглазого темнеет, и когда он снова открывает рот, голос становится ниже. Жестче.
— А что еще мы можем? Там, где правят люди с мечами и мушкетами, только и остается, что покупать их. Золотом, Катасах.
— Потому что ваш мир болен, — отвечает он, но желтоглазый отчего-то отворачивает голову, замолкая.
Оn ol menawí из lugeid blau тем же днем объясняет, что месяц назад в каменном городе командующий воинами хотел убить их и взять власть — Кон-стан-тин уже болел малихором, и для него это тяжелые воспоминания. Катасах слушает и считает важным сказать желтоглазому после:
— Мои слова ранили твое сердце, но я ошибаюсь. Я смотрю на твоего «кузен», на Курта — он готов защищать тебя как грозный ульг, — на Силиндэ и вижу, что не все уважение здесь купили за золото.
— Силиндэ? — негромко переспрашивает желтоглазый, оживляясь. — Зиглинда? Да, она замечательная.
Он слабо улыбается, а Катасах чувствует, что миновало нечто страшное.
***
Кон-стан-тин кажется слишком молодым, чтобы быть хорошим mal, но Катасах уважает его силу — не способный даже сесть, но все равно вглядывается в бумаги, передавая так свою волю. Трет красные глаза. Что-то пишет. Иногда тихо ругается сквозь зубы. И продолжает быть mal, делая, что должен.
— Бурхан, должно быть, издевается, — не выдерживает он как-то раз, с рыком сминая бумагу. — Я спрашиваю с него по долгу, а он справляется о моем здоровье! Представляешь? «Надеется на скорейшее выздоровления Высочества». Ну нет, нет-нет-нет, так торговые дела не ведутся. И вестись не будут!..
— «Львы» подлые союзники, — говорит Катасах, растирая цветы Чистой Крови, зовущиеся здесь бурачником.
— Да тут один другого лучше, — сокрушается Кон-стан-тин. — Сан-Матеус на ножах с навтами и тайно надеется, что мы их поддержим. Даже хотят выстроить свою флотилию. Местные готовы разодрать глотку Хикмету, и Хикмет оскорбляется, что мы не желаем поддержать их в этом противостоянии. Я уже не могу так просто сохранять нейтралитет, я... — запинается он.
Бумага падает на пол; Кон-стан-тин стискивает черными пальцами одежду на груди. Боль возвращается к нему все чаще, и Катасах едва может ее сдержать. Выпивая отвар, Кон-стан-тин цепляется за его предплечье — он вообще любит прикосновения, как и все renaigse, но лишь ему Катасах готов простить их.
— Я так устал от всей этой... — говорит Кон-стан-тин; надрывно, стонущим шепотом, — придворной фальши. Они хотят, чтобы я оставался в стороне. В Новой Серене поймали уже третьего шпиона из Хикмета. Я не могу больше. Не могу. Не могу, не могу...
Катасах сидит рядом, пока тот не проваливается в тяжелое забытье, и думает, что желал бы забрать Кон-стан-тина с собой. Ему, его жажде жизни, не место здесь, среди глухих стен. Он талантлив, готов учиться и слушать — en on mil frichtimen принял бы его как одного из своих детей. И, быть может, избавил бы от агонии, которую в этот раз отчего-то не сумели правильно заглушить травы.
***
Его кожа и вены чернеют, сгорая под внутренним жаром; Катасах бессилен, как ребенок перед стеной огня. Вместе с невольными слезами из глаз Кон-стан-тина течет бурая слизь.
Он ластится к каждому прикосновению, шаря почти ослепшими глазами по комнате. Катасах не привык быть так близко, но все же тянет Кон-стан-тина к своей груди. Тот утыкается носом в ткани и перья, жмется и молчит. Тишина рядом с ним — дурной знак. Особенно если единственное, что он произносит — на языке fradi — «Я ведь умру, да?».
«Я не позволю», — клянется Катасах.
@темы: II тур, Константин, выполненная заявка, внелимит, слеш, джен, Катасах
-
-
16.10.2019 в 11:03-
-
16.10.2019 в 11:06-
-
16.10.2019 в 11:13-
-
16.10.2019 в 11:17-
-
16.10.2019 в 13:51-
-
16.10.2019 в 17:07-
-
18.10.2019 в 02:30-
-
18.10.2019 в 07:47-
-
18.10.2019 в 11:35Чудесный фик, спасибо!
Только, простите, выражение lugeid blau не вспомнила, как ни старалась((
-
-
18.10.2019 в 11:43-
-
18.10.2019 в 12:05И такого чудесного Константина! Спасибо вам за него, автор-2.
не з.
-
-
18.10.2019 в 14:50-
-
18.10.2019 в 15:55-
-
18.10.2019 в 17:37заказчик
-
-
18.10.2019 в 21:11Раэлла, Преслэш я не увидела, но, видимо, все в глазах смотрящего.
Он здесь действительно неявный, но автор на всякий случай решил перестраховаться, во избежании всякого хд
Только, простите, выражение lugeid blau не вспомнила, как ни старалась((
А вот хоть Уллан говорит:
Тыц, фулл по клику
-
-
18.10.2019 в 21:18-
-
20.10.2019 в 19:11здорово получилось, автор, интересное исполнение. откроетесь?
-
-
22.10.2019 в 11:38-
-
22.10.2019 в 12:31Еще раз всем огромное спасибо, котоны, ваша поддержка очень вдохновляет!
-
-
22.10.2019 в 12:36-
-
24.10.2019 в 18:59-
-
25.10.2019 в 13:55